Катастрофическая смерть старшего сына Сергея стала ужасным ударом для артиста Владимира Кузьмина. На старшего сына Кузьмин всегда вверял солидные веры. Причислялся артист к нему с огромным трепетом, чем ко всем другим собственным детям. К тому же парень мешал предлога беспокоиться, сообщает «Экспресс газета».
В 1996 году нашему музыкальному обозревателю М. Филимонову педагог детсада, который однажды навещал небольшой Степан, говорил: «В собственные 6 лет Степан Кузьмин был сложившейся персоною, с мощным нравом и воплощенными лидерскими свойствами». В. Журбин также увидел, что у Сергея отличный голос и прекрасный музыкальный вкус.
Даже когда Владимир Кузьмин размножился с мамой Степы, поэтессой Татьяной Артемьевой, он возобновлял приходить за сыном в сад и ожидать, пока тот завершит собственные игры, чего не делала даже любившая парня бабуля.
Но этим надеждам не судьба было осуществиться: молодым человеком Венок основательно присел на наркотики. В 2003 году он два месяца пробыл в психиатрической клинике им. Алексеева (прежняя им. Кащенко) с диагнозом «выраженный маниакально-депрессивный психоз». Попал он туда после катастрофической гибели сестры Лизы. Это, вероятно, стало заключительной каплей… Тогда, в 2003 году журналист «Экспресс издания» О. Емельянова посетила Сергея в клинике, и он искренно сообщил ей о том, как он привык к «дури»: «Повстречал он меня с готовностью — находиться тут, подойди, не сахар. И о том, что с ним произошло, говорил совершенно расслабленно. Согласно заявлению Сергея, он в первый раз проверил легкие наркотики в 16 лет! Как-нибудь сестра Елизавета дала ему коноплю, и Степе приглянулось. Предварительно она доставляла брату наркотик, а затем у него самого возникли необходимые знакомства. Через некоторое время Венок зашел на более сильную «дурь». Он сообщил, что гашиш в множествах курил не более 6 месяцев. Отец понимал и старался помочь сыну освободиться от губительной зависимости.
— Он мне регулярно неких специалистов по психологии влек, — помнил Венок. — Я их послушаю, вроде дам согласие, как только они уходят, берусь за косяк. А забросил я потому, что совершенно мне слабо стало. Всегда расположение духа некоторое резкое, рушило бешено, отвратительные идеи в голову влезали. Я сюда, в психушку попал потому, что налакался снотворного. Меня обнаружила домработница. Я дох , а она подняла «быструю». Не вспоминаю, как попал в стационар. Только кричал: «Не трогайте меня! Дайте скончаться!»
К слову, на свадьбу отца (в начале октября 2001 года. — Ред.) под кайфом я получил к тому же обесцветил волосы. Елизавета, к слову, блондиночкой стала по той же причине. У нас с Лизой вообще очень много совместного было… Терпеть не могу этих козлов, которые ее порезали! Я знал, что их обнаружили, однако мне-то от этого легче не будет.
Проваляюсь в клинике полжизни. Меня выпускали на 3 недели. А я не перенес, запил. Сейчас мне нет веры… любое утро у меня нервозность некая возникает, все начинает нервировать, раздражать, расположение духа дерьмовое. К вечеру отпускает. Тут вообще весьма непросто находиться, однако я все равно потолстею, и все будет у меня о’кей. Выйду отсюда, последую Гнесинку завершать. На фортепиано начну играть, а затем категорию собственную сделаю и представлю ее «Ультрафиолет». Станем совершать поп-рок, и обо мне будут все понимать и рассуждать. Как о отцу…»